Марк Фейгин, адвокат, интервью, война
Фото: Алина Смутно

Марк Фейгин: «Путина будут воспринимать как насекомое»

 Юрист Марк Фейгин* рассказал в программе «Вентилятор» на канале «Ходорковский Live» Юрию Беляту и Дмитрию Еловскому о том, как относятся к Путину в Украине, сколько еще продлится война и что делать новому поколению эмигрантов. 

* — признан Минюстом РФ иноагентом.

 —  Что, по вашему мнению, российское общество может делать, чтобы помочь побыстрее закончить эту войну?

 — Переждать. Это старая русская традиция — подождать, пока они все передохнут. Тем более, что мы такое уже не раз наблюдали. Мне кажется, мы в самом старте той — вы, наверно, не застали по молодости — пятилетки похорон, когда их относили чаще, чем чихали. Есть физиологические для этого показания и, кстати сказать, последняя информация обнадеживает, а есть для этого и некая политическая в общем важная вещь. Она в том, что они в силу своих особенностей, может, соматических, кстати, совершают те ошибки, которые совершало советское общество, когда этот колосс под собственной тяжестью рухнул. Вот война это что — ошибка или последовательное злодейство? Это и то, и другое. И в этом смысле общество, конечно, пассивно может дожидаться конца, и мы скорее верим в такой исход. Хотя, с другой стороны, он может быть и не слишком долгим.

Да, для того, чтобы проявить себя как субъект, выразить волю, для этого нужно что-то сделать. Учитывая, как складываются дела, я не вижу возможности для ненасильственного такого мирного сопротивления, резистенции, я бы сказал, и возможности что-то сделать с этим режимом. Он может быть [сменен] только вооруженным путем, то есть только путем насилия. Можно это или нельзя сделать, это уже вопрос такой, касающийся готовности каждого, но лучше эту правду произнести, что режим этот может досрочно, до момента, пока они все не перемрут, и все это не распадется и не рухнет, его можно снести только вооруженным путем. Пока сознание людей не примирится с этим, учитывая, что это насилие уже стало естественным, поскольку война с ним примеряет, она адаптирует, общество так и будет ждать пассивного конца, я бы так сказал.

 —  Вы находитесь в Украине, расскажите, правда ли, как говорят, нет другого такого исторического деятеля как Путин, который сделал так много для объединения Украины и для создания украинской нации, согласны ли вы с этим утверждением?

 — Я не в Украине нахожусь, я на западе Европы. Что касается Путина, понимаете, сейчас с началом войны, вот этим ужасом, всеми этими дикостями Путин, я бы сказал, воспринимается уже вне человеческого контекста. Его не воспринимают, если раньше его, знаете, одаривали вполне человеческими определениями по сравнению с детородными органами, не буду произносить, наверное, у вас не положено здесь в эфире, то сейчас уже, конечно, люди просто ждут, когда он сдохнет. В Украине мечтают, даже молятся, позволяют себе обрядовые какие-то вещи, магические, но все мечтают об избавлении от него как от наваждения почти оккультного свойства. Так что его уже не воспринимают в принципе как субстанцию, как политика, руководителя соседнего государства, вообще нет такого.

Я хорошо знаком со многими украинцами, и те, кто во власти, чуть ли не первые лица, и те, кто внизу, самые обыватели простые, но, видите как: война же вообще все меняет. Нет войны — одно отношение, началась война — оно совсем другое. Украинское общество [раньше] позволяло себе, даже на протяжении последних восьми лет, как бы сохранять внутри политику, были люди, которые резонерствовали, говорили, ну нет-нет, вы преувеличиваете, мы можем договориться, он вполне договороспособен, рациональный человек — сейчас все это напрочь исчезло, вообще вот это все свелось до нуля. У этого больше нет никакого контекста, если представить, что вдруг Путин захочет о чем-то договориться — а мы наблюдаем подобного рода попытки, они будут, кстати, лишь усиливаться с неуспехом на фронтах — то, вообще говоря, его как договорную сторону, даже если это будет вынуждено по просьбе Запада, со стороны украинского общественного мнения никто не будет воспринимать как сторону в этих переговорах. Его будут воспринимать как насекомое, с которым вынужденно нужно будет находиться вместе, и испытывать неудобство от его присутствия. И это закономерно, об этом предупреждали, война и не могла по-другому расставить эти акценты. Теперь осталось дождаться когда насекомое сдохнет, я думаю, это будет очень большой праздник, боюсь, что его даже объявят государственным в Украине. 

— Сколько времени, вы думаете, еще продлится эта ужасная бессмысленная война? 

— Дело неблагодарное, потому что тут мясо против железа. Железо, кстати, выигрывает, мало когда были обратные тому примеры, хотя бывали исключения, но не в этом случае точно. Главным ресурсом для Путина является именно человеческий, потому что он может расходовать из 140 миллионов бесконечно. Сначала добровольно, потом полудобровольно, потом по принуждению и так далее. Конечно, я, в общем, прогнозирую, что энергии хватит до конца года, не больше. Потом война может перейти в позиционную фазу, какой она была 8 лет, например, на линии разграничения в Донбассе, и может длиться уже достаточно долго.

Другое дело, в чем разница, что тогда она могла длиться достаточно бесконечно, если бы Путин не начал 24 февраля войну, то все бы было приблизительно так же, как было восемь лет. Теперь немного правила игры поменялись, потому что Запад включил механизмы на уничтожение режима, прежде всего. Там страна как-то может выкарабкаться, Запад может сам остановить в какой-то момент, просто поменяв Путина на другого Путина, и это его устроит, для каких-то своих целей, но в целом эти механизмы не предполагают слишком долгого сопротивления со стороны Москвы.

Экономические санкции, экономическая война, преследования на Западе, включение массовых механизмов преследований —  ничего тут не поделаешь, страдают от этого и невинные русские граждане, безусловно, — но это еще направлено на быстрое достижение результата, ну, как минимум, на сдачу позиций со стороны Кремля. Вот это как раз фактор, который, может быть, и определяет в большей степени, чем готовность к расходованию этих ресурсов самого Путина. Потому что благоприятно их расходовать, когда ты не испытываешь давления с социальной точки зрения, политической, геополитической и всякой другой, а здесь все эти факторы складываются, и поэтому это создает угрозу существования самой системы. Это не только театр действий в Украине, вроде как внешний, но и внутри России происходят процессы, которые могут подорвать эту стабильность и ресурсов не останется, расходовать будет больше ничего. Так что я думаю, что 8 лет точно не продлится.

Россия, экономика, война, санкции
Фото: EPA

 — Мы сейчас наблюдаем практически страну в изгнании, мы, большая часть журналистов, независимой прессы, активистов, уехали из России, потому что внутри России сейчас невозможно работать, невозможно называть войну войной, если ты не хочешь сесть. В связи с этим вопрос: вот что делать нам всем? Уехавшим журналистам — понятно, мы пишем тексты и выходим в эфир, рассказываем про то, что происходит. Как помочь по-другому, как помочь руками, как помочь украинцам по-другому и беженцам?

 — Вы знаете, я очень тесно общался в свое время, в конце 80-х, с такой организацией, она называлась «Народно-трудовой союз», эмигрантская такая, антисоветская организация. Мне повезло, я застал многих из поколения второй особенно эмиграции, но и частично первой. Там были разные люди, которые были детьми белых офицеров, разного рода аристократов и так далее, они так немного состояли вокруг кружка этих всех эмигрантских организаций, на излете на самом, в конце 80-х, и я для себя сделал один вывод из всех этих общений с людьми первой, второй, ну там на самом деле были дети первой, но еще и были остатки первой эмиграции, им было по 90 лет.

Я сделал вывод об их ошибках, вот первой, второй, прежде всего, эмиграции, с третьей тут сложнее, мы представляем четвертую. Прежде всего, что нужно делать, это не сидеть на чемоданах. Нужно устраивать в личном плане свою жизнь. Раз уж ты уехал, пожалуйста, будь любезен, не жди, когда сдохнет режим, для того чтобы немедленно вернуться — типа, мы здесь на одной ноге постоим; нет, это ошибка. Кстати, эмигранты тоже говорили, что ни в коем случае этого нельзя было делать, они держали эти нансеновские паспорта до пенсии, кстати. Нужно устраиваться, нужно обустраивать свою жизнь, свой быт, устраиваться на работу и, как это ни парадоксально, именно это создаст возможности для помощи: во-первых, Украине — понятно, что тут имеется моральный долг, если люди действительно уехали по причинам невозможности принять то, что творит Кремль, войну и все остальное — помогать им и помогать, в общем, и своей стране.

Мир спрессовался, он стал глобальным и, одновременно, при его глобальности и размахе очень-очень сузился в точку технологически. И в этом случае гораздо проще, потому что достучаться до соотечественников у эмигрантов не было вообще никакой возможности. Хоть у первой, хоть у второй, хоть у третьей эмиграции. Первая эмиграция вместе со второй запускали шары с листовками, моряки возили журналы «Посев» и всякую эмигрантскую литературу, в третьей эмиграции приблизительно то же самое делали, конвертируя это в самиздат, радиоголоса позже появились, западные радиостанции, которые вещали и глушились в России. А сейчас есть интернет, и как бы они ни пытались его глушить, блокировать VPN и так далее, эта коммуникация сохраняется, это уникальное достижение XXI века. Те, кто не могут приехать в Украину, заниматься там волонтерством, помогать деньгами, они могут продолжать сохранять свое присутствие в социальных сетях, в интернете и что-то делать полезное.

Вот приблизительно так я на себя проецирую, я занимаюсь блогингом, как очень-очень многие люди, ну и немножко мы занимаемся сбором средств, помогаем людям, лишившимся конечностей, в основном, гражданским лицам, вместе с советником офиса президента Арестовичем, такая мелочь незначительная, но для меня просто другая ситуация, я могу с размаха своих социальных сетей, своих аккаунтов, все-таки что-то изменить по части восприятия войны  —  и в самой России, кстати. Это дело не быстрое, но оно тоже эффективное. Каждый сам может определить, какую роль он может сыграть. Он может вообще к эскапизму прийти, сказать, я не буду больше этим заниматься, плевать на все — это тоже, кстати, хорошее решение. Как минимум, ты не помогаешь Путину, не ходишь с этими «Бессмертными полками» в эмиграции, пилоточки не надеваешь, идиотические эти картонки не носишь и так далее. Вот этого хотя бы не делать. А уж все остальное произойдет, по-видимому, уже само собой. 

«Полигон» — независимое интернет-издание. Мы пишем о России и мире. Мы — это несколько журналистов российских медиа, которые были вынуждены закрыться под давлением властей. Мы на собственном опыте видим, что настоящая честная журналистика в нашей стране рискует попасть в список исчезающих профессий. А мы хотим эту профессию сохранить, чтобы о российских журналистах судили не по продукции государственных провластных изданий.

«Полигон» — не просто медиа, это еще и школа, в которой можно учиться на практике. Мы будем публиковать не только свои редакционные тексты и видео, но и материалы наших коллег — как тех, кто занимается в медиа-школе «Полигон», так и журналистов, колумнистов, расследователей и аналитиков, с которыми мы дружим и которым мы доверяем. Мы хотим, чтобы профессиональная и интересная журналистика была доступна для всех.

Приходите с вашими идеями. Следите за нашими обновлениями. Пишите нам: [email protected]

Главный редактор Вероника Куцылло

Ещё
Фото: Юрий Белят / «Полигон медиа»
Региональная парламентская политика в России на фоне военных действий